Андрей Бисти - скульптура, Дмитрий Бисти - графика

Андрей Бисти - скульптура, Дмитрий Бисти - графика

Дмитрий Бисти. Герой нашего времени

Странно думать, что книг когда-то не было, что их, возможно, скоро совсем не станет, поскольку сегодня огромное количество вроде бы образованных людей считают книги безнадежно устаревшими, громоздкими «носителями информации». У тех, кому голубой экран заменил серое вещество, представление о ценности книг либо весьма смутное, либо вовсе отсутствует. О смерти писателя Василия Аксенова на Первом канале сообщили, пояснив, что покойный известен как автор сценария сериала «Московская сага». Тем более странно вспоминать про то, что во многих смыслах суровая, скудная и безрадостная советская эпоха была настоящим «золотым веком» отечественного издательского дела и книжного искусства. Государство, граждане которого имели гарантированный шанс отправиться за границу либо в пехотном строю, либо верхом на танке, было парадоксальным образом озабочено тем, чтобы эти потенциальные «освободители человечества» могли при желании прочитать практически все самое существенное, что это самое человечество умудрилось насочинять, начиная со слепого Гомера и заканчивая Хемингуэем в очках. И не просто прочитали, а еще полюбовались красивыми картинками. Здесь Ахилл убивает Гектора, а там папа Хэм только что завалил очередного льва и по этому поводу решил приложиться к заветной походной фляжке… Вопрос: случайно ли попал в того льва близорукий автор «Снегов Килиманджаро»? Случайно ли ослеп Гомер, чтобы потом сочинить «Илиаду» и «Одиссею» в виде величавых устных поэм, а не записать их мелким почерком с кучерявыми вензелями? Мое мнение, что не случайно. На земле вообще все происходит не случайно. Солнце всегда встает с востока, из куколки всегда появляется бабочка, а из череды множества прежних значительных смыслов – новый, многозначительный. Дмитрий Спиридонович Бисти, потомок греческих переселенцев с эгейского острова Андрос (что по-русски означает «мужественный»), родился в Севастополе на расстоянии пешей прогулки от того самого Херсонеса, где в 988 году византийский епископ окрестил киевского князя Владимира и его дружину в «греческую веру». С православием на Русь пришла изобретенная греческими монахами Кириллом и Мефодием кириллическая письменность, которой мы благодарно, или неблагодарно, или попросту равнодушно пользуемся по сей день. У истоков русской изобразительной культуры возвышается грандиозная фигура Феофана Грека. В том, что Дмитрий Бисти стал не просто выдающимся художником, а именно выдающимся художником книги, мне видится явный провиденциальный смысл. Подобно своим легендарным соплеменникам, он всеми силами большого пластического таланта и незаурядного ума в значительной мере раздвинул духовные горизонты нескольких поколений советских людей, поразив их воображение целым калейдоскопом замечательных иллюстративных серий. Один только перечень авторов и названий книг, оформленных Дмитрием Бисти, звучит, как музыка для слуха подлинного ценителя настоящей большой литературы: Лопе де Вега, Проспер Мериме, «Эллинские поэты», Эдуард Багрицкий, Итало Кальвино, Самуил Маршак, Бертольд Брехт, Владимир Маяковский, Акутагава Рюноскэ, Вергилий, Оскар Уайльд, Генрих Гейне, Александр Грибоедов, Александр Сухово-Кобылин, Александр Островский, Борис Пильняк, Артур Конан-Дойль, Александр Дюма, «Песнь о Роланде» и «Песнь о Сиде», Владимир Одоевский, Гомер, Денис Давыдов, Александр Блок, Оноре де Бальзак, Ги де Мопасссан, Апулей, «Хождение за три моря тверского купца Афанасия Никитина», «Слово о полку Игореве», «Мастер и Маргарита»… При деятельном участии Дмитрия Бисти был осуществлен культовый издательский проект: «Библиотека всемирной литературы». Серийная марка – Пегас, перепрыгивающий земной шар – его изобретение. Тома БВЛ на долгие годы стали подлинным фетишем, предметом вожделения, гордости, зависти, собирательства и охоты книголюбов всех поколений. Ими спекулировали, их упорно воровали со склада Можайского полиграфкомбината, их обменивали на черную икру, американские джинсы, билеты в Большой театр.

Известен случай, когда за полный двухсоттомник какой-то отчаянный библиофил отдал новые «Жигули»! И я понимаю этого энтузиаста! И он, и я, надеюсь, что и вы тоже могли бы повторить, как свою, знаменитую фразу Горького: «Всему лучшему в себе я обязан книгам». А теперь напрягите воображение и представьте человека, который с той же убежденностью мог бы заявить: «Всему лучшему в себе я обязан новым «Жигулям!» Стали бы вы всерьез воспринимать такого малолитражного технократа? То-то и оно! Графика Дмитрия Бисти одновременно и очень «породиста», и ярко своеобразна. Ее характеризует почтительная взаимосвязь с творческими принципами классиков отечественного книжного искусства, великих русских граверов Владимира Фаворского, Алексея Кравченко, Павла Павлинова и Андрея Гончарова в сочетании с экспрессивной, раскованно-модернистской, а порой даже весьма буйной, почти экстатической изобразительной манерой. Обаятельная, жизнеутверждающая, фонтанирующая, поистине «средиземноморская» энергия контрастного рисования чудесным образом «закована» у Дмитрия Бисти в традиционную форму гравюры на дереве, техники, предполагающей кропотливое, смиренное, хирургически точное исполнение без права на малейшую вольность или ошибку. Пушкинское определение «лед и пламень», сказанное по другому поводу, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризует многочисленные и разнообразные гравюрные циклы художника. Здесь стоит обратить внимание на то, что всемирно прославленные деревянные гравюры Дюрера, Хокусая и Доре сами их авторы в материале не воплощали, для этого у них за спиной толпилась целая очередь высококвалифицированных резчиков. На досках Дмитрия Бисти каждый штрих собственноручен и, соответственно, вдвойне ценен. Может быть не в последнюю очередь благодаря этой неподражаемой авторской «сделанности» изъятые из книжного блока гравюрные листы художника так естественно продолжают свое достойное существование в собраниях Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея искусств им.А.С.Пушкина, Национального музея в Берлине, а также в великом множестве общественных и частых коллекций по всему миру. Дмитрию Бисти повезло. Он жил и творил свободно, смело и весело, с верой в свое высокое предназначение. Эпоха, которая вполне могла бы ему этого не позволить, расступилась перед ним, как темный лес перед волшебным рыцарем. Он был успешен, вознагражден, уважаем и любим. Его большой очевидный изобразительный талант и явная интеллектуальная незаурядность ни у кого не вызывала сомнений. Сегодня, когда книжное оформление скатилось до уровня изготовления скороспелой и скоропортящейся, более или менее «глазастой», продаваемой обложки, трудно себе представить, чтобы художник, по целому году корпящий над каждой книгой, стал бы вице-президентом Академии художеств и лауреатом Государственной премии. Странно думать, что когда-то, еще совсем недавно, это было возможно. В ту, во многом наивную, прекраснодушную, нерыночную пору, когда всем лучшим в себе мы были обязаны книгам…

Константин Победил




Андрей Бисти. Поэт с руками

Однажды Андрей устроил выставку своих произведений на родине отца, в Севастополе. После церемонии открытия к нему подходили разные люди, задавали различные вопросы. Это нормально: скульптуры Андрея Бисти многозначны, они как будто специально созданы для того, чтобы провоцировать человеческую любознательность. Запомнился один мальчик. В атмосфере всеобщей благорасположенности его вопрос прозвучал дико: – Дяденька! Скажите, а чем бы вы стали заниматься, если бы вам вдруг оторвало руки?.. Возможно, ребенок находился под впечатлением от рассказов о неосторожном обращении с неразорвавшимися боеприпасами, которые местные жители до сих пор бесстрашно и беспечно выковыривают из своей героической земли. Сперва опешив, художник все же нашелся и ответил: – Наверное, я стал бы сочинять стихи… Не знаю, убедило ли пытливого паренька такое предположение, но мне кажется, что Андрею для того, чтобы стать поэтом, не обязательно превращаться в Венеру Милосскую. Его скульптуры и есть самая настоящая поэзия: формально безупречная, лаконичная, эмоционально насыщенная. «Поэзия в металле» – затертое журналистское клише, применяемое всеми, кому не лень, хоть к подарочному кованому набору каминных принадлежностей, хоть к чугунной решетке Александровского сада. Но в случае Андрея Бисти оно абсолютно уместно, без всяких комплиментарных натяжек. Все мы помним ахматовское: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». «Рукодельные стихи» Андрея Бисти тоже вырастают не из каррарского мрамора или полированной бронзы, а из отслужившего свой нелегкий век, изъеденного ржавчиной крестьянского трудового инвентаря. Скульптор изобретательно и бережно перемещает из металлоломного небытия в сферу нашего внимания эти вещественные свидетельства безвозвратно канувшей в прошлое, многовековой, устойчивой, по-своему замечательной русской материальной культуры. Так элегически настроенный ученый-фольклорист произвольно, по памяти цитируя древние, еще дописьменные песнопения попутно объясняет заинтересованным современникам их потаенный, глубинный смысл. Это, в сущности, вполне эстетически обоснованный, постмодернистский способ творческого поведения. Сходным образом, правда в куда более масштабных и агрессивных формах, до Андрея самовыражались создатель машиноподобных кинетических монстров швейцарец Жан Тэнгли, немец Гюнтер Юккер со своим ритуально-маниакальным гвоздезабиванием, расчленитель и поджигатель концертных скрипок француз Арман, а в наши дни – чемпион аукционных продаж англичанин Дэмиэн Херст, совсем недалеко уходя в сторону от принципа «редимейда» (т.е. «изготовления из готового»), инкрустирует хорошо понятные широким народным массам человеческие черепа еще более понятными бриллиантами, изумрудами и прочими драгметаллами. Произведения Андрея Бисти, напротив, демонстративно скромны. Их «прибавочная стоимость» формируется вовсе не посредством использования каких-то сверхценных или исторически значимых исходных материалов. Будь мастер или кураторы его многочисленных выставок слегка понахальнее, они могли бы без труда присочинить «биографию» брутальному кованому ножу из композиции «Колесница». Якобы им в трактире Пожарского для проезжавшего через Торжок Александра Сергеевича тамошние повара рубили особливый котлетный фарш. А теми самыми теслом и ухватом, которые вкупе составили фигурку «Бык», какая-нибудь патриотически настроенная старостиха Василиса сперва отесала, а потом и ухватила отставшего от подмороженного наполеоновского войска захватчика-мародера, крупного, между прочим, бугая… В нашу эпоху крайней словесной дешевизны подобные байки способны произвести впечатление разве что на фанатов «Поля чудес». Произведение искусства, если оно таковым в полной мере является, говорит само за себя и на своем особом языке. Удача вольной комбинации капустной сечки с дверной петлей вовсе не в том, что когда-то в какую-то избу забрели Пересвет с Ослябей и умяли там бочку кислой капусты, чтобы набраться богатырских сил перед Куликовской битвой, а в том, что сообща эти две бытовые поковки изумительным образом напоминают первые в истории человечества изображения атлетических мужских фигур. Если композицию «Пипирсинг» выставить в любом археологическом музее мира, она там будет смотреться, как родная. До того, как стать сутуловатой фигуркой «Самурай», лезвие мотыги было просто частью сельскохозяйственного инструмента безо всяких притязаний на какую-либо «жизнь после жизни». В тело статуэтки «Грачи прилетели» естественным образом «вросли» зубья бороны (грачи, если помните, большие любители бродить по свежевспаханному полю). Впечатляющий девятизубец «Огонь» заключает в себе напряженное диалектическое противоречие: в прошлом он служил орудием рыбного промысла и, следовательно, принадлежал стихии Воды. В напоминающей виолончельный гриф композиции «Плава Лагуна» участвуют трехзубые «буржуазные» столовые вилки ХVIII века (по существовавшим в ту пору сословным правилам двузубыми должны были пользоваться простолюдины, а четырехзубыми – духовенство и дворяне. Так что сегодня все мы, хотя бы в этом ничтожном смысле – настоящая элита!). Скульптурный объект с несколько каламбурным названием «Черногория» заставляет задуматься о том, какие горы земли, трудясь по-черному, перекидала эта измученная самодельная лопата, прежде чем предстать пред нами в романтическом образе приморского скалистого пейзажа… После того, как тема металла была нами затронута и даже слегка отзвенела, поговорим немного о дереве. Некоторые свои скульптуры Андрей Бисти устанавливает на дубовые чурбачки, торцевой концентрический рисунок которых напоминает серый агат. Это одновременно и древняя, почти геологическая окаменелость, и все тот же Анной Андреевной воспетый «сор». Да будет вам известно, что на территории Московского Кремля незаметно для досужих глаз постоянно ведутся археологические раскопки. Время от времени рабочие натыкаются на остатки бревенчатых строений ХIV-XV веков. Для ученых семисотлетние мореные бревна всего-навсего «археологический мусор». Его вывозят КамАЗами на загородные свалки, где затем сжигают. Это, во-первых, глупо, во-вторых, безнравственно. Лучше бы госпожа Гагарина велела поставить рядом с раскопом циркулярку, чтобы напилить из столь почтенных раритетов хотя бы сувенирные плакетки для туристов. Пока до чего-то подобного додумался один Андрей Бисти. Мало сказать – додумался, он эти «полезные ископаемые» деликатно, со вкусом пустил в дело. Выявить потаенную позитивную энергетику в предметах и материалах, которые из века в век честно и безотказно служили людям – дело благородное и обнадеживающее. Скульптурные объекты Андрея Бисти славно намекают нам, таким-сяким, но все же «орудиям Божьим», что в какой-нибудь иной, отдаленной реальности наши идеи, наши действия и наши достижения тоже, возможно, будут означать что-нибудь важное, нужное и прекрасное.

Константин Победин



Подробности

  • Открытие: 11 февраля 2016 г. в 16:00
  • Дни работы: 12 февраля — 23 февраля 2016 г.
  • Выходной: Cреда

Поделиться событием