Живопись и графика. Андрей Гончаров (1903—1979)

Живопись и графика. Андрей Гончаров (1903—1979)

«Открытый клуб» показывает произведения Андрея Гончарова (1903—1979), классика книжной иллюстрации, обладателя международной премии Гутенберга. Будут представлены работы из семейного собрания наследников художника: иллюстрации, портреты, эскизы к монументальным композициям, этюды обнажённой натуры, живопись и архив документов.

Андрей Гончаров говорил, что графика — это «служанка жизни». Он знал и чувствовал необъятный спектр возможностей графического искусства и использовал их в полную силу. Книга, по мнению мастера, от обложки и шрифта до выходных данных сделана художником. Андрей Гончаров создал иллюстрации к произведениям Гёте, Островского, Тургенева, Есенина, Блока и многих других.

Зрителям выпал шанс увидеть не только графику прославленного советского художника, но и живопись. На холстах автор запечатлел своих домашних, лиричные пейзажи и натюрморты. Некогда Гончаров входил в число главных художников Общества станковистов, и в живописи наиболее последовательно видна его связь с «чистыми» идеями начала XX века: ритмом, цветом и линией. Личное, интимное переживание художника превалирует над физической действительностью и сюжетом.

Многочисленные театральные этюды Гончарова знаменуют важный этап творчества художника. Он оформлял спектакли во МХАТе, Театре им. Моссовета; его резцу принадлежат эскизы к «Королю Лиру» — ведь недаром созданный им визуальный ряд к произведениям Шекспира считается классикой русской иллюстрации.




Цвет в чёрно-белом

Наследие Андрея Дмитриевича Гончарова (1903–1979) огромно. Ученик И. И. Машкова, В. А. Фаворского и Н. Н. Купреянова, выпускник графического факультета Вхутемаса-Вхутеина, он с 1923 г. ощутил устойчивость в профессии и с тех пор не выключался из художественного процесса. Будучи с молодых лет противником «иллюзионизма», «экспрессионистской бестелесности» и «натурализма», руководствовался уверенностью: «вторая действительность» должна быть насыщенной, ритмичной, телесно выраженной.
И — индивидуальной.
Позже он с некоторой иронией заметил, что в ранние годы считал себя кубистом. Потом сознательно отказался от формализма, но приём — отрефлексированный, перечувствованный — вошёл в его книжный язык: ведь нет ничего кубистичнее, чем книга как предмет.
Андрей Гончаров — классик советской книжной иллюстрации, но, читая его воспоминания и статьи, с удивлением не обнаруживаешь ничего советского. Зато очень много о стиле, за который надо «бороться»: «…я борюсь за целостное и активное восприятие, отличающее настоящий реализм, за искусство, имеющее цельный стиль, где каждое явление рассматривается пластически. Для меня <…> это стиль, и поэтому сюжет я смогу изобразить хорошо тогда, когда переживу его тоже как стиль, когда сюжет станет таким же большим содержанием, как пластика в работе с натуры. Основой своего стиля я понимаю цвет» («Автобиография», 1935).
Цвет оказывается активным средством выразительности в иллюстрациях к «Илиаде» и «Одиссее» Гомера (1935): восходящие к вазовой росписи, они при этом освобождены от власти античного канона, здесь силуэтный принцип древнего искусства соединён с реалистическим. Поза любого персонажа, данного в профиль, обусловлена ситуационно.
Однако созданные на год раньше ксилографии к «Приключениям Перигрина Пикля» Т. Смоллетта чёрно-белые, как и большинство более поздних опубликованных работ.
Как же так? Быть может, автор позже отказался от своего кредо, сформулированного если не на самой заре, то во всяком случае и не в точке зенита творческой деятельности? Или, напротив, цвет, уйдя из области видимого, но продолжая переживаться художником, стал фактором невидимого, подразумеваемого, и возникновение его ожидалось от зрителя?.. Ведь динамическое соотношение видимого и невидимого (Ж.-Л. Марьон) в изобразительном искусстве чрезвычайно важно, если иметь в виду сотворчество того, кто сделал, с тем, кто увидел.
Верным кажется второе предположение. Это понимаешь с особенной ясностью при взгляде на поздние работы Андрея Гончарова, например, на иллюстрации к трилогии А. В. Сухово-Кобылина. Здесь перспектива становится не приёмом, но средством выразительности, определяя ракурс, с которого персонаж через жест и движение раскрывает свой характер. Психологическая достоверность настолько высока, что драматическая напряжённость той или иной сцены воспринимается скорее, чем успеваешь осознать, что перед тобою иллюстрация.
Что же такое — стиль художника? Гончаров требовал, чтобы любое литературное произведение переживалось иллюстратором, чтобы индивидуальная манера письма отзывалась в художественном решении, влияла на него. Он хранил верность событийной канве, показывая то, что в тексте, а не то, что между строк. В этом смысле стиль оформления книги — порождение текстового, писательского. Но художник нигде не обмолвился, что этим всё исчерпывается. Основным для него было пластическое переживание.
Это становится ясно при взгляде на суперобложки поэтических сборников, выходившие в издательстве «Художественная литература». На каждом из суперов лирики Китса, «Поэзии кубинского романтизма» и «Семи печалей» Цао Чжи показана человеческая фигура. Гончаров подчеркивал, что человек интересует его больше всего остального. Но как даны эти люди? Английский романтик Джон Китс с лирой в руках шествует над крошечным реальным миром, и гора едва достает ему до колена, а вокруг головы плещется солнечный ореол. Обобщенный образ кубинского поэта показан в человеческом масштабе, профильно, в стремительном движении. В руке свернутый лист рукописи. Наконец, поэт Китая, чья фигура также укрупнена и равновелика горам, замкнут, решительно сосредоточен на внутреннем состоянии, его сложенные руки — жест отказа от контакта с человеческой реальностью, недаром от едущей вдалеке повозки он отвернул лицо.
На всех трех изображениях фигура человека сопоставлена с горой, что, конечно, неслучайно. Тонкость, графичность проработки обложки для лирики Китса контрастирует со сплошь чёрным силуэтом развевающегося плаща кубинца — видно лишь условное лицо и судорожно напряжённые руки. Прихотливое чередование чёрного и белого в одежде китайца подчёркивает статуарность его позы.
Умение отобрать важные для композиции элементы пришло к Гончарову в результате работы с натурой. Тщательно отбирая детали в живописи, он безудержен в колоризме: сталкивает, сопоставляет, соразмеряет или, напротив, смело разводит цвета. Формальная сторона профессии его интересует не меньше содержательной, другое дело, что он не совершенно доверяет своим орудиям или, напротив, той драматургии мира, которая всегда открывается живописцу. В его работах всегда очевидно авторское присутствие, сдерживающее, отбирающее, оценивающее.
Как и в ксилографии, здесь первенствует борьба за стиль. Как и ксилографию, станковую живопись и графику Андрея Гончарова мы воспринимаем сразу как целое, лишь потом останавливая внимание на частностях. Ощущение крупности, значительности его высказывания в разной степени присутствует во всех областях его творчества.
Вероятно, это и есть ответ, в чём индивидуальность Андрея Гончарова.

Вера Калмыкова



Подробности

  • Открытие: 3 июля 2020 г. в 16:00
  • Дни работы: 4 июля — 14 июля 2020 г.
  • Выходной: Cреда

Поделиться событием