Обратный адрес. Рашид Доминов

Цитируя солнце: здесь — везде — сейчас — всегда

Для искусствоведа писать о творчестве Рашида Доминова — истинное наслаждение, поскольку это художник мультикультурный и пересечение мотивов Востока и Запада в его работах порождает сложные и чрезвычайно многослойные смыслы, интересные заядлому игроку в бисер. Бобур, Италия, астраханская степь, Каспий и Карпаччо, всё это вместе — какая великолепная шарада, какой изысканный букет колоритов, форм, композиционных решений! Станковая живопись, книга, театр Доминова создают совершенно особый топос, и любой посвящённый заходит сюда как в давно ожидаемое, желанное место, где сплетаются, перетекая друг в друга, история и география, орнаментальное и реалистическое, плоскость и перспектива. Творчество Доминова семиотично, поскольку почти каждый изображённый элемент здесь — знак, адресующий к той или иной системе культуры. Но одновременно оно и глубоко эмоционально, поскольку любая отсылка пережита со всей глубиной сердечности, на которую способен современный человек, живущий внутри Большого Времени искусства. Авторское присутствие на станковых работах Доминова обозначается прежде всего как точка зрения — в буквальном, а не мировоззренческом смысле, не как «оценка» и даже не как жест или мазок. Гладкие или тщательно проработанные плоскости, продуманные ритмичные фактуры создают ощущение «нерукотворности», а порой некоторой даже отстранённости от того, что изображается. При этом в его работах нет места не только безобразному или шокирующему, но и обыденному; ничто не «на уровне реальности», всё всегда чуть выше, романтичнее, чем мы привычно ожидаем. Олимпийское спокойствие, подобное улыбке архаической статуи, Доминов, конечно, берёт от Возрождения, из того его источника, который, в свою очередь, питается от Эллады. Нет смысла специально говорить о том, как важна для художника Италия — и её искусство, и её земные ландшафты. Но и сама Италия всегда была «местом встречи» — «культурный Юг», в котором знакомились и осваивали друг друга «Восток» и «Север». И если Доминов изменяет излюбленной интонации, то всегда ради восхищения, которое зачастую проявляется как цитата из того или иного автора — или явления природы, поскольку в нашем восприятии природа давно уже превратилась в систему знаков. Поэтому «джоттовское» небо со следами утрат на фресках и пятна летнего солнца, изнутри вызолотившие листву, производят на зрителя схожее впечатление; поэтому вода венецианского канала странным образом дальше от нас, чем фундамент дома вдали, но оптически мы вольны самостоятельно перестроить эту иллюзию; потому же мы почти никогда не видим на работах Доминова источник света, но всегда — свет как нечто разлитое, заполняющее и конструирующее пространство. Цитируя то Джотто, то безымянных античных авторов фресок, живописец побуждает зрителя к двум взаимоисключающим операциям: созерцание сердцевины культуры, которая уже давно перестала делиться на западную и восточную, и тут же — разгадывание ребуса отсылок. Здесь, конечно, «каждый выбирает по себе»… Остаётся добавить лишь, что работа Доминова как колориста с пространством и плоскостью парадоксальна: запечатлевая нечто мгновенное — а освещённость всегда мимолётна, ведь так? — он выводит сюжет из времени, суточного или исторического. Только так можно наложить друг на друга разнообразные культурные области, стереть границы до такой степени, что они уже и подразумеваться не будут. Здесь вспоминается «луговина, где время не бежит» Мандельштама или пастернаковское «тысячелетье на дворе». И, конечно, в системе Доминова нет различия между простым яблоком и целым миром.

Вера Калмыкова